Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Страница 80

Армия.

– Конец, – шепнул Делоне, приподнявшись на локте. – Выживешь, Огюст, узнай, кто нас подставил. И насчет Галуа узнай. Мне – не успеть. Нет времени.

Шевалье пожал плечами: у всех нас, дружище, нет времени. Газета со статьей лежала в кармане – «Шаривари», вчерашняя. Он успел лишь скользнуть взглядом по заголовку. «Ужас предместий» – хуже, чем «Сена кишит трупами»!

«...И убийца не раз являлся ей в снах!»

– Александр сказал, что не стрелялся с Эваристом. И назвал имя: Пеше...

– Д’Эрбенвиль, – кивнул Делоне. Вид противника словно добавил умирающему сил. – Я давно к нему присматривался. Аристократ, богач, бретер – что такому делать в Обществе?

Странно, но именно сейчас, когда до гибели оставалось две сотни шагов и две сотни секунд, Огюст успокоился. Смерть, ради встречи с ним надевшая красивую форму, была не здесь, не в тесном коридоре Обри-ле-Буше, залитом кровью. Между жертвой и палачами выросла стена: каменная? стальная? – хрустальная. В уши ударил звон памятных колокольцев. Стены домов взметнулись погребальными стелами; ангел, знаток алгебры, снизошел к гостю, заблудившемуся среди могил.

Это бедный шевалье
В нашу компанию, к Маржолен,
Это бедный шевалье,
Гей, гей, от самой реки...

Страх остался далеко – среди надгробий Монпарнаса, у разбитой баррикады Сен-Дени. Нет, Огюст не превратился в мудреца. И душевных сил не обрел. Ушибы и ссадины тоже болели по-прежнему. Но он вдруг понял: Время – с ним, и бояться незачем.

«Снежинка повернулась вокруг оси – и осталась неизменной».

Мысль показалась вполне здравой. Если не суетиться, считая мгновения, – все успеешь. Выжить. Помочь друзьям. Найти убийц. Газета, которую дал ему Дюшатле, – лишь одно из звеньев. Цепь коротка – накрутим ее на руку, осторожно потянем...

Версий три – как и подозреваемых. Первый лежит у стены, исклеванной пулями, под грязной простыней. Прости, Александр! – и прощай. Второй – Пеше д’Эрбенвиль, знатный бретер. Третий... Мягкая ладонь коснулась плеча, тронула перстами колокольчики. Те ответили веселым перезвоном:

К дочке нашей он спешит,
В нашу компанию, к Маржолен.
К дочке нашей он спешит,
Гей, гей, от самой реки!

Шевалье улыбнулся. Вертись, снежинка! Мы все успеем – и найти убийцу, и покарать заказчика. «Нашего врага зовут Эрстед. Андерс Сандэ Эрстед...» И ты, загадочный Эминент, не спрячешься в электрическом огне. Много вопросов, мало ответов...

Разъясним! – и оформим.

– Сцена готова, – прохрипел Делоне. – Последний акт. Гвозди Иисусовы! Командуй здесь Виктор Гюго...

«Гюго? А что, этот мог бы! С Дюма на пару. Эрнани в Нельской башне».

– ...я бы произнес вдохновенную речь о том, как сладко умирать за свободу. И все бы героически погибли – в мучениях, с длинными монологами. Занавес, овация, в зале – аншлаг...

– И двойной гонорар, – согласился Шевалье.

Он помолчал и добавил:

– Сволочи!

Трагическая сцена готовилась принять заскучавших актеров. Улица, мундиры цвета свежих кровоподтеков – две шеренги, острия штыков. Растоптан, лежит флаг – трехцветный с золотом. Переулок налево, переулок направо. Узкие, словно норы. Дальше – еще два. Совсем щели, с трудом разглядишь.

Огюст мысленно признал свою неправоту. Зря он обругал восторженных «романтиков»! Их дело – сказки писать. Для баррикад иные нужны. Простите, граждане сочинители! Со зла сболтнулось.

– Ты видишь... ты видишь, Огюст?!

– Переулки? Да. Ждем атаки, идем в лоб, прорываем строй. Режем и давим всех, кто ближе, – и разбегаемся. Заборы низкие, есть проходные дворы...

Три года назад, накануне Июльского восстания, он, в ту пору ученик Нормальной школы, оббегал весь старый центр – от Ситэ до Монмартра. Изучил до мелочей: дворы, заборы, входы в городскую Клоаку, спуски к реке.

Тогда не пригодилось.

– Знаешь, Виктор, – он понимал, что Делоне останется здесь, на куче хлама, носившей гордое имя «баррикады». Тащить умирающего, идя в рукопашную, не рискнет никто. – Я у Дюма вычитал одну байку. При Старом режиме в тюрьмах было правило: во время побега каждый думает только о себе. Это не эгоизм. Это – единственный способ спастись. Россыпью, во все стороны, не оглядываясь. Галуа, чудак, мне это пытался обосновать математически. Зачем? И так понятно.

– Тра-та-та-та-та! – сказали барабаны.

– В штыки! – ответила баррикада.

3

Квадрат крыльца. Шестнадцать ступеней – черных и красных вперемешку. Мрак-пожар, мрак-пожар – в глазах рябит. Дубовая дверь, молоток на медной цепочке.

Что еще?

Глухие стены. Ряд окон-бойниц – высоко, под крышей. Массивная скамья врезана в толщу камня. Левее – наглухо запертые ворота: завитушки из бронзы, допотопное рококо. Огюст Шевалье, внук якобинца, с пониманием кивнул. Предместье Сен-Жермен, улица Гренель.

«Аристо» – недорезанные.

В полночь девушка придет
В нашу компанию, к Маржолен.
В полночь девушка придет,
Гей, гей, от самой реки...

Песня не отпускала весь день, до заката. Он не противился – мурлыкал еле слышно. Поется – значит, жив. Позже вспомним, помянем погибших, возьмем за глотку тех, кто толкнул безоружных под картечь. Время с ним, его хватит на все. Отчего не спеть? Хотя до полночи – далеко, и не девушка придет от реки, в нашу компанию, а он сам явится к девушке.

Спасибо приятелям-грузчикам с кормилицы-Сены – не подвели. Ни о чем не спрашивая, помогли смыть кровь с лица и рук. Достали штаны и куртку, дали поспать пару часов под рваным парусом.

За твоей душой спешит
В нашу компанию, к Маржолен,
За твоей душой спешит,
Гей, гей, от самой реки...