Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Страница 73

Увы, время – и последователи-верхогляды! – выбросит наследие мастера на помойку. От широкого пути магнитотерапии останется две тропинки: обман легковерных – и сомнамбулизм.

Скажут, что Месмер был адептом двух – трех! десяти! – «Великих Братств». Что его послали высшие силы – открыть рациональной Европе тайны оккультизма. Что куратором его был граф Сен-Жермен, обладатель философского камня; что на помощь освистанному Месмеру выслали графа Калиостро. Увы, оба графа не справились с заданием – первый не вовремя умер в Шлезвиге, второй прельстился златом в Санкт-Петербурге...

Третьего графа для поддержки Месмера, по слухам, готовил лично аббат Фариа – португалец-факир, более известный как Брамин Фариа. Но и третий граф опоздал, угодив в тюрьму как раз в год смерти великого магнетизера. Сейчас граф-неудачник якобы бежал из заключения – и, сколотив миллионное состояние, обретался на Востоке, одержим идеей мести врагам Месмера.

– Калиостровщина, прости Господи... – сказал бы отец Аввакум.

Интересно, что сказал бы русский миссионер, увидев Эрстеда в лазурном халате, склонившегося над обнаженной китаянкой? Ведь знал, вполне мог знать, что «комиссар» Жан Байи приложил к отчету, отлучившему Месмера от науки, конфиденциальную записку для сластолюбца Людовика XVI:

«Во время сеансов, ваше величество, у дам начинается смятение чувств. Нередко оно приводит к бесстыдным проявлениям страсти...»

...Тело китаянки выгнуло дугой, как от мощнейшего разряда. Лязгнули зубы, с губ сорвался хриплый стон. Начало стабилизации, отметил Эрстед. Пока все идет по плану.

Он подал знак князю.

– Vi ravviso, o luoghi ameni!.. Вас я вижу, места родные...

Дивным баритоном Волмонтович запел арию графа Родольфа из оперы Беллини «Сомнамбула». На премьеру в «Ла Скала» они попали накануне отплытия в Китай. Придя в восторг, князь купил в театральной лавке ноты – и все плавание разучивал «Сомнамбулу», скрашивая досуг пассажиров и поднимая настроение команды.

О вокальных штудиях договорились заранее. Сложный сеанс требовал соответствующих, гармонически организованных вибраций. Поначалу Эрстед хотел пригласить здешних музыкантов, но князь его отговорил: «Азия, друг мой! Не поймут...»

По здравом размышлении датчанин согласился.

– A fosco cielo, a notte bruna... здесь можно встретить ночной порою...

Продолжая петь, Волмонтович между делом проверил пистолеты. Слишком уж бурно шел процесс, и князя это беспокоило.

– ...ночной порою... ужасный призрак!..

Пин-эр тонула в волнах мучительных судорог. Пальцы сжимались в кулаки, оставляя на ладонях кровавые лунки от ногтей, – и вдруг сплетались немыслимым образом, обретя гибкость червей. Руки-ноги, обезумев, выворачивались из суставов. Спасибо годам упражнений! – иначе девушка давно порвала бы связки.

Эрстед брызгал на пациентку водой, чертил на ее теле замысловатые фигуры, ловко орудуя магнитами. Он не стеснялся прикасаться к интимным местам, если это требовалось для стабилизации флюида. Пять запасных магнитов он расположил в узловых точках. Черные полоски металла, казалось, приклеились к Пин-эр, чудом удерживаясь на ней – несмотря на отчаянное сопротивление ину-гами, желавшего сохранить целостность.

Так изгоняют бесов. Брызги святой воды, одержимую треплют конвульсии. Экзорцист творит крестные знамения и машет кадилом; помощник распевает псалмы... Впрочем, скажи кто-нибудь Эрстеду о его сходстве с экзорцистом, датчанин возмутился бы: «Я ученый, а не отец-доминиканец!»

Баритон князя взлетел мощным крещендо, заполнив комнату. Девушка забилась на столе птицей, угодившей в силок. На губах выступила пена. Ремни затрещали.

– Криз! У нее криз!

3

Князь замолчал, взявшись за трость. К счастью, насилие не понадобилось – китаянка обмякла. Мышцы расслаблялись с неохотой, не веря, что пытка закончилась. Дыхание успокоилось, на бледных щеках проступил румянец. Затрепетали ресницы...

– Осторожней, Андерс.

– Не волнуйтесь, князь, – Эрстед взял полотенце, вытер пот со лба. Он взмок, как после восхождения на гору. – Она в здравом уме. Видите? – смотрит на нас. Все в порядке, госпожа Вэй. Лежите, отдыхайте. Сейчас я... м-м... удостоверюсь в успехе, и мы вас развяжем.

Экзорцист исчез. На смену ему пришел провинциальный доктор у ложа пациента, идущего на поправку.

– Чудненько, чудненько... А тут у нас что? Узелочек? Не страшно, со временем рассосется... И еще здесь... но в целом... очень даже! – Наклонившись, он стал мыть руки в лохани: там еще оставалась вода. – Похоже, мы справились с ину-гами! Призрак расточился...

– Спасибо, – лицо Пин-эр озарилось улыбкой. – Благодарю вас, мастер Эр Цэ-э-е-е-е-е-е!..

Голос ее сорвался на визг: пронзительный, режущий уши. Эрстед отшатнулся, схватив пару магнитов. Князь без лишних церемоний задвинул друга себе за спину. Громко щелкнул взводимый курок пистолета.

– Не стреляйте!

С неохотой Волмонтович подчинился. Но он по-прежнему держал Пин-эр на прицеле. Рука князя, сжимавшая оружие, не дрожала.

Визг перешел в жалобный скулеж. Пин-эр извернулась, впившись зубами в ремень на правом запястье. Скрип, отчаянный треск кожи; девица с остервенением мотала головой, словно зверь, схвативший добычу... Секунда, другая, и ремень лопнул. Пока девушка грызла путы, ее левая рука сделалась неправдоподобно тонкой – и выскользнула из петли.

Ремни на лодыжках Пин-эр просто разорвала.

«Святой Кнуд! – изумился Эрстед. – У Волмонтовича не вышло, а она...»

Освободившись, девушка в мгновение ока перевернулась на живот и припала к столу, готовая к прыжку. Рот оскален, волосы взъерошены, как шерсть на загривке хищника. Яростный взгляд метался от князя к ученому, выбирая первую жертву.