Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Страница 106


К оглавлению

106

Небо приблизилось. Бригида еле сдерживалась, чтобы не помчаться во всю прыть. Как здорово! Уже много лет она не могла бегать, ходила – и то с трудом. А на небе можно не только бегать – летать. В книге доктора Юнга сказано, что первый полет очень труден. Даже на Небесах нелегко поверить – и воспарить ввысь.

Ничего, она поверит, она взлетит!

Молчаливый оказался именно таким, как она себе представляла: пожилым, спокойным, уверенным в себе. И очень грустным. Наверное, оттого, что она станет ламией. Что это значит – «ламия» – Бригида где-то читала, но успела позабыть. Ничего, станет – узнает. Желтый путь расширялся, ноги несли девочку по струящимся волнам огня.

Желтое пламя, желтый путь...

– Эта мазь... Она не оставит следов на коже? Ох, извините, герр Юнг! Сам не понимаю, о чем спрашиваю...

– Следов не останется – от мази. Она всего лишь усиливает восприятие, как и лампа, на которую смотрит ваша дочь. Ее пневма – то, что прежде именовали душой – рвется на свободу. Хочет раскрыться, получить новые силы. Тогда дитя сумеет бороться...

Бригида засмеялась. Добрый доктор Юнг наверняка шутит. Бороться? Зачем – и с кем? Она уже почти на небе. Огонь со всех сторон, иголочки вонзились в ее тело, миг – и она взлетит...

– Опыт еще можно остановить.

– Продолжайте. Я полагаюсь на Творца и на вас, герр Юнг.

Желтый полет.


– ...я и сам очень удивляться, донна. Меня воззвать на место службы в доме sinior Юнг, проводить сюда. Ой, меня простить, я плохо говорить французский, на tedesco совсем не говорить. Моя высшая потребность – вернуться домой, в Milano, но у меня нет ни скудо...

Симпатичный чернявый паренек ошибся – девочка ничуть не удивилась. Так и должно быть. Темная комната: лампадка в углу, черное распятие на стене. Растерянный итальянец, не решающийся сесть в присутствии «донны». Она сюда шла – по огненному коридору, между пылающих стен. Кожа помнила уколы невидимых игл, горло пересохло, словно в летний миланский полдень.

– О нет, прекрасная донна! В моей жизни не случится чудес. Разве что сегодня, сейчас. Говорить честно, со службы меня гнать часто очень. Нет-нет, Луиджи никогда не воровать! Но, между нами только, я очень-очень общителен. Когда Луиджи видит прекрасная siniorina, служба уплывать далеко-далеко, за море, в Африка. Si! Si! Приехал с моим sinior в Вена, никого не знать здесь...

Девочка не спешила. Незачем.

– Да-да, siniorina, это напоминать опера-буфф. О-о, я любить оперу, я же итальянец, да! Сюжет, сюжет! Бедный парень с горячим cuore... сердцем ночью попадает в незнакомый дом, встречает прекрасная донна incognito. Peccatto, я не умею петь!..

Бригида улыбнулась, подбадривая говорливого парня, и вдруг почувствовала, что голодна. Ощущение странное – и очень приятное. Что может быть лучше голода? – безжалостного, лютого, когда стоишь у накрытого стола...

– Но я невежлив, донна! Даже не спросить о той, что разделить мое ночное одиночество...

Девочка вспомнила, что означает слово «ламия».

– Это неважно, Луиджи. Здесь какая-то кровать, давайте присядем. Меня зовут Бригида, по-французски – Бриджит; по-итальянски не знаю – наверное, Бригитта... Говорят, у вас, у итальянцев, есть смешная пословица: «Если горит дом, согрейся». Расскажите мне о себе, Луиджи. Хорошо?

Лететь было легко. Небо обволакивало, поддерживало, само несло вперед. Выше! выше! Желтое пламя плескалось, наполняя силами ее душу, ее «пневму», наконец-то вырвавшуюся на свободу. Добрый доктор Юнг прав – умирать ни к чему. Жизнь так прекрасна! С каждым мгновением, с каждым выслушанным словом ей становилось лучше и спокойнее. Боль и болезнь остались далеко, за бронзой дверей семейного слепа.

Бригида не спешила насытиться до конца. Глоточек, еще один – неспешно, смакуя, радуясь. Она не умрет.

Никогда.


– Доброе утро, дочка!

Отец стоял в дверях. Белое, неживое лицо. Голос, как камень. Бригида застонала, поспешила накинуть на ноги простыню. Стыдно, стыдно! Плечи и грудь – в царапинах, кровь запеклась на бедрах, в низу живота.

Тело, лежавшее рядом, успело остыть.

Отец смотрел, не отрываясь, затем спохватился, с трудом отвел взгляд. Всхлипнул, провел ладонью по лицу. Только сейчас Бригида поняла, что он видит. Нет, она не ламия. Ламии и вампиры пьют кровь, а не теряют честь на грязных простынях, в чужом чулане.

Полумертвая невеста, мертвый жених.

– Что мне делать, папа?

Отец долго молчал.

– Жить, дитя мое. Жить!

Сцена шестая
Свет мой, зеркальце...

1

Через полгода семья переехала в Варшаву. Еще через год Бригида впервые вышла в свет, будучи приглашенной на бал к княгине Чарторыйской. И – завертелось! Юная красавица блистала, покоряла сердца, высекала искры в замках дуэльных пистолетов. О прошлом ее не расспрашивали: «свет» имел чувство такта. Знали, что девушка долгие годы болела, что ее спас некий врач-чародей. Теперь она здорова и очаровательна.

Нужны ли подробности?

Мать ушла в монастырь. Отец замкнулся, много пил и никогда не вспоминал того, что случилось в Вене. Иоганн Генрих Юнг, прозванный Молчаливым, благодаря чьей-то невидимой, но сильной протекции стал профессором Гейдельбергского университета.

В восемнадцать Бригида считалась одной из первых невест Варшавы. Замуж, однако, не торопилась. Более того, внимательные люди замечали некую странность. Девушка часто бывала на балах и приемах, посещала концерты и спектакли, но мало с кем сходилась близко. Прекрасная паненка охотно соглашалась на первое свидание, обычно становившееся последним. Трое восторженных юношей, удостоившихся чести стать ее «рыцаржами», исчезли один за другим.

106